Ряд случайных чисел [СИ] - Елена Павлова

— А ты сможешь за это время узнать, как сделать из меня дракона? — надежда, вера, упрямство, упрямство, упрямство! Теперь уже Ри ощутил отчаяние. Соврать, что — да, сможет — он не мог. Связь не прервалась, его вранье она бы сразу почувствовала и обиделась. Честно сказать, что — вряд ли, уже несколько тысячелетий он бьется над этой проблемой, а тут двадцать лет, смешно сказать — она опять расстроится. Он растерялся. И поцеловал ее, чтобы ничего не отвечать. В щечку, легко, по-дружески, чуть сильнее обняв крылом. Он часто так делал в прошлом, когда еще общался с женщинами. И сразу понял, что давняя привычка сыграла против него. Ой, дурак, мысленно застонал он, ну когда же поумнею-то? Поздно. Ответ ее тела утопил его в кипятке, и желание было совсем не детским. Она молча, покраснев до слез, растерянно глядела ему в глаза, потрясенная собственной реакцией, а тело говорило на своем языке, без слов, без образов, без мыслей — только эмоции и ощущения, обнаженные, острые, как бритва. То, что было — это же все должно происходить совсем не так? Не так, обезоружено признался он. А как? Я знаю только боль и стыд. Так не честно! Покажи, как это должно быть! И не ври, я почувствую! Ри хорошо помнил, что сказала ему однажды та, которую он до сих пор считал самым умным человеком, встреченным за свою жизнь: женщины редко первыми предлагают близость, потому что предложить и быть отвергнутой психологически ничем не лучше изнасилования. Похоже, никакого выбора вариантов развития событий у него не осталось.

Камни были очень холодными, и он подстелил Тие свое крыло.

Так, на крыле, набросив сонное заклинание, он и отнес ее часом позже в спальню. Ему предстояла почти ювелирная работа, надо было сосредоточиться и выкинуть из головы все посторонние мысли: на результат может повлиять любая его эмоция и воспоминание. Вспоминать можно будет потом. Не краснея — все-таки не человек, но и без отвращения к самому себе, скорей уж смущенно хихикая и с удовольствием. Множащееся эхо своих и ее со-ощущений оказалось внове даже для него! В конечном счете поцелуй был не такой уж плохой идеей. Вот только как бы теперь убрать со своей физиономии шкодливую улыбку довольного кота? Хотя бы на время? По крайней мере, тема превращения в дракона больше так и не возникла. Но я обязательно приду к тебе, Лиса-Мелисса! Через двадцать лет. А там посмотрим!

Сказку о Перелеске он нашел минут через двадцать и просто стер. Установившиеся связи, получившиеся из-за ее воздействия, отследить было сложнее, но с этим он тоже справился. Правда, времени это потребовало немеряно, и сил тоже. Но, вроде, получилось. А теперь изменяем несколько звуков в заклинании, добавляем вектор — и вместо стирания получаем перенос и сохранение в носителе. А носителем будет… вот это и будет. Просто камушек с дыркой, проделанной самим морем. Зато с другого материка. Он подобрал его «на счастье» перед дорогой сюда. Вот и пригодился. Так, посмотрим. Вот она в гамаке. А вот… опять в гамаке… А вот… опять гамак! Живет она там, что ли? Нет, вот он, я. Чуть назад. А теперь читаем заготовку. Вот так. Один день твоей жизни, Мелиссентия, теперь будет жить у меня на груди. Ты довольна, Лиса-Мелисса? Он отвел с ее лба рыжую прядь. Как жаль, что она человек! Он, конечно, придет, как обещал, но, скорей всего, зря. Два-три десятка лет меняют человеческую личность до неузнаваемости, и вот этой упрямой, отважной и великодушной девчонки он уже не увидит. Там будет кто-то другой. И, вдобавок, с раскрывшейся способностью Видеть. У нее это есть — не зря она жаловалась, что не может врать. Вопрос — когда этот Дар раскроется? Через год? Через три? А это изменит личность сильнее, чем время. Какой же она станет через двадцать лет? Да что гадать? Посмотрим.

Так. Теперь одеть. Еще вспомнить бы, что на что натягивать. Удивительно, на небольшом, в общем-то, человечке такое количество тряпочек, тряпок и тряпищь. Жуть! Что за придурь — каждую часть тела засовывать в отдельный чехол, и все из разных материй! Вроде, вот так. Надеюсь, правильно. Высокие небеса! Как же он устал!

Он ушел в самую дальнюю комнату, и пошел к выходу, снимая заклинания. За ним по пятам катилась лавина хаоса. Рушились потолки, схлопывались стены, выгибался навстречу потолку пол. Пространственная развертка куба схлопывалась сама в себя. Он не хотел, чтобы кто-нибудь нашел здесь даже намек на его пребывание. Подхватив спящую девочку и багаж, он вышел на скальный карниз. Через секунду и карниз опустел. В ванной комнате завалило сток для воды, но вскоре она нашла лазейку сквозь завалы щебня. Через день с карниза в океан лился новый водопад.

В доме номер десять по Сытной улице с обеда воцарился кавардак. Младшая дочь на обед не явилась, гамак был пуст, на чердаке не нашли, на яблоне ее не было. Ребенок исчез, только под гамаком валялась книжка — штрих, который насторожил бы людей, хорошо знавших девочку. Она всегда аккуратно обращалась с книгами. Пожалуй, это было единственное, с чем она аккуратно обращалась. Братья расспрашивали соседей, отец побежал в магистрат за магом, мать занялась истерикой. Расспросы братьев закончились ничем, отец привел мага, который сразу погрузил рыдающую мать в глубокий сон — и это было единственное, что он смог сделать. Вокруг гамака магией, как он сказал, и не пахло, а самый последний след ребенка шел как раз к гамаку, а от него следа не было. То есть, девочка просто обязана находиться в гамаке, если не улетела из него по воздуху! Под руководством мага было составлено заявление о пропаже ребенка, маг заверил его и откланялся. Отец отнес заявление в отделение городской стражи, на этом фантазия его иссякла. Он заперся в кабинете и стал накачиваться коньяком. Братья вяло прошвырнулись по соседним улицам, впрочем, уже понимая бесполезность поисков. Настроение было безобразным. Не так уж и любили они свою младшенькую — девчонка была настырной, въедливой и упрямой, как… как Тия! Но — сестра все же! И они продолжали расспрашивать — может, хоть кто-то что-то видел… Вернулись затемно. Кона, младшего, тринадцатилетнего, сморило прямо в кухне за столом. Васкер отнес его в спальню и сел перед видеошаром в гостиной. Что-то теперь будет? У матери с отцом и так отношения не ах, а теперь отец, видимо, запьет — ну, как же! Горе-то какое! Доченька! Пропала! Ага. Пока доченька была — чхал он на нее с высокой башни! Два раза в год и вспоминал, да и то не сам — напоминали. На Смену Года, да на день рожденья. Ему лишь бы повод был коньяком нарезаться! А всю бухгалтерию на Васкера — бдынц! «Ты единственный, кому я доверяю, сынок!» И — пей, гуляй, моя малина! И «сынок» все каникулы, как проклятый… А как остальным родственникам сообщать про Тию? Дед с бабкой будут в ужасе. А еще хуже — райя Берита, мать отца. Она самая… старшая — слово «старость» райя Берита не переносила на дух и запросто могла побить своей клюкой любого, сказавшего про нее такую гадость. Как раз она-то несносную Тию любила нежно, как бы ей плохо не стало от таких вестей. Зараза! Да куда же эту дуру настырную унести могло? Понемногу он задремал, утомленный бесплодными размышлениями.